Судьба частных секторов в Минске зачастую решается не в пользу сохранения усадебной застройки. Годами владельцы боятся приговора к сносу, поэтому живут отложенной жизнью и особо не вкладывают деньги в ремонт. Это путь в никуда: время берет свое и превращает дом в ветхую хату. На полуострове рядом с центром Минска сохранился частный сектор, где до сих пор стоят столетние дома. Мы побывали в урочище Серебрянка на берегу Свислочи и пообщались с местными. Кто-то из них получил дом в наследство, кто-то даже купил участок. Но мы нашли и старожилов, чьи предки обосновались тут еще в дореволюционное время.
Улицы Тростенецкая и Маяковского разделяет Свислочь и несколько десятков жилых объектов, в том числе два частных сектора в деревнях Соколянка и Серебрянка. Глядя на карту, понимаешь, что усадебная застройка находится рядом с центром города, хотя деревню Соколянку внесли в городскую черту лишь в 1959 году. Остатки бывшей деревени находятся в историческом районе Араны, где когда-то располагался Серебряный Лог.
Местность с усадьбами в какой-то мере сохранила свою аутентичность. Так до Серебрянки можно доехать лишь с улицы Аранской, пешком до цивилизации придется идти больше километра. Примерно такое же расстояние ждет тех, кто хочет перебраться на другой берег реки через мост и Соколянку. В отличие от Серебрянки здесь с частным сектором бок о бок соседствуют высотки, что построили на возвышенности. Большинство здешних калиток обвешаны ржавыми замками. По виду дома сложно определить его жилой статус. В этом иногда помогают собаки, что начинают лаять во дворе. Обойти усадьбы можно за 10 минут, ведь их осталось не так много, да и улиц всего две — Полевая и Соколянский переулок.
По дороге мы встречаем Ольгу, которая как раз шла из дома в Серебрянке. Женщина — представитель четвертого поколения семьи, что владеет здешним участком и недвижимостью. Сама она живет в частном секторе всю жизнь — 47 лет.
— Сюда переехал мой прадед Станислав Иванович. В свое время он работал на Радзивиллов. Также помогал здешним жителям строить дома, в том числе и в Соколянке. Мама рассказывала, что, будучи маленькой, носила ему ссобойки. За прадедом сюда приехала его родная сестра и осталась здесь жить. Наш дом по документам был построен в 1926 году. Старожилов осталось мало, много пришлых — так называем даже тех, кто живет здесь с 90-х, — делится Ольга. — Наша жизнь здесь уже десятки лет находится в подвешенном состоянии. В советские времена ничего не разрешали делать, а тогда цены были доступнее. Сейчас привезти дом в порядок нет ни средств, ни сил. У нас нет ни канализации, ни воды в доме. Газ проводили за свои деньги лет 25 назад. Вокруг нашего участка уже стало пусто: где-то заброшенный дом стоит, где-то образовался пустырь. Я не знаю, что такое жить в квартире с людьми, но, если останусь одна, то даже не докричусь до соседей. Страшно.
Женщина вспоминает, что в ее детстве деревню Серебрянка городом и не считали, она была на отшибе. Местные ходили как раз по деревянному мосту, плотины тогда не было. Мама еще школьницей несла домой новогодний подарок и уронила его в воду. Для ребенка в послевоенные годы это была та еще потеря
Фото из личного архива героя. Вид с плотины, когда еще не было пешеходного моста. Снимок 15-20-летней давности.
Фото из личного архива героя.
Фото из личного архива героя. Вид улицы
Похвастаться прекрасными видами могут не все жители Серебрянки. Если с одной стороны у некоторых открывается пейзаж на реку и берег, вдоль которого сделана главная велодорожка Минска, то с другой находится ТЭЦ-2. Забор с колючей проволокой только подчеркивает мартовскую серость, а случайных пешеходов даже пугает.
Иван (имя изменили по просьбе героя) живет в доме рядом с берегом Свислочи с 93-го года. Он принадлежал его дедушке и бабушке по маминой линии. Уже родители Ивана добавили к имеющемуся фасаду небольшую пристройку, правда молодой человек шутит, что стройка идет до сих пор.
— Из-за постоянных разговоров про снос, находимся в напряженном состоянии. Несмотря на то, что довольно много живет людей из моего детства, есть и новенькие, которые купили старые дома и что-то обустраивают. Видимо что-то знают, — улыбается Иван. — В моем детстве здесь была глушь. Я был в классе 7 или 8, когда чистили русло реки. Грязи было по колено. Мы пакеты надевали на ноги, чтобы не погрязнуть во всем этом болоте.
Летом очень много людей гуляет вдоль берега, но по частному сектору не ходят. В прошлом году, вспоминает Иван, кто-то из соседей еще коз и кур держал, сейчас не знает, сохранилось ли у кого что. Сам он хозяйство тоже не держит: тяжело, когда работа еще есть.
По словам тех, кто живет здесь уже давно, раньше это место выглядело иначе: речка огибала полуостров, на месте ТЭЦ было большое озеро. Там же находился дом семьи, чьи предки также жили в Серебрянке долгое время. Ирина вспоминает, что вместо Малосеребрянской была улица Безымянная, а на Крайней стоял лишь дом ее прадеда.
Фотографии предоставили герои
Женщина — представитель пятого поколения своей семьи в Серебрянке. Ее род жил здесь еще до революции. Прадед построил тут два дома. Один из них сейчас принадлежит чужим людям, второй Станислав Никодимович Станилевич возвел как подарок на свадьбу своему сыну в 1926 году. В нем и живет сейчас Ирина.
— В Серебрянке и Соколянке мы все друг другу родственники. Есть такая местная легенда, что на эту землю пришли братья-поляки и взяли в жены родных сестер. Видимо, это дочери моей прапрабубушки, потому что она связывает 6 местных семей с разными фамилиями. С них все и началось. У многих здешних редкая первая отрицательная группа крови, — рассказывает женщина.
Но вообще эта земля принадлежала Екатерининскому собору. У Ирины сохранились документы об уплате налогов еще в 1928 году.
Ирина давно занимается историей своей семьи. Она собирает ее по крупицам, черпая информацию из домашних записей, данных архивов, у соседей, с кем пересекается семейное древо. Старые фотографии, документы на дом и землю хранятся в особой папке 1871 года производства. Оттенок прошлых веков повсюду. Женщина говорит, что старшее поколение мало что рассказывало про тогдашнюю жизнь и историю рода. Такая привычка пошла еще от прадеда, который своими действиями спас всю семью. Он был плотником и работал в Красном костеле: смастерил там все скамейки. Еще одним значимым объектом, над которым он работал, стала усадьба в Лошице.
Фото из личного архива героя
Фото из личного архива героя
— Семейное гнездо, что находится по соседству, построили в 1910 году. К сожалению, вопрос как мы, Станилевичи, пришли на эту землю до сих пор покрыт тайнами. Но в документах написано, что мой прадед был крестьянином. Глядя на их фотографии, никогда не скажешь, что дети крестьян могли выглядеть с иголочки, — показывает столетние снимки женщина, на которых улыбаются молодые девушки в украшениях и накрахмаленных блузках и платьях. — По старому плану только у нас во дворе был туалет. Хотя, если верить записям, вокруг были одни дворянские семьи. Прадед обрабатывал 600 соток земли. Часть из них находилась в аренде. Некоторые соседи землю выкупали за золотые монеты, но их это не спасло, когда пришли советы. Всех, кто не захотел добровольно сдать землю государству, сажали на повозку и увозили. Они ничего не могли взять с собой. Прадед нашей соседки Лены Чайковской не отдал выкупленную землю. Забрали всех. Их дом разобрали. Лишь одной девочке удалось спрятаться в хлеву. Местные ее подкармливали и она выжила. Мой дед землю отдал, поэтому и род выжил. Уже пятое поколение семьи знает этот дом. С таким же расчетом и детей крестили в разную веру: если придут за одними, останутся в живых другие. В местных семьях было так же.
У Станислава Никодимовича было четверо детей: три сына — Эдварт, Бронислав и Степан (дедушка Ирины), а также дочь Эмма. Ее женщина вспоминает с особым трепетом. Та звонила ей каждый день в одно и то же время, когда девочка приходила из школы. Многие в урочище во время войны партизанили. Тогда практически в каждой семье была своя тайна. В семейном архиве сохранился наградной лист о предоставлении Бронислава, двоюродного дедушки Ирины, к ордену Красной Звезды за партизанскую деятельность.
Фотография Степана в форме. Снимок 1916 года. Рядом снимок Эммы. На цветной фотографии портреты тетушек и мамы Ирины.
Немцы были здесь повсюду, ведь рядом находилась мельница — стратегически важный объект.
— Они знали про подполье. У прадеда в подвале сидели еврейские дети, у соседки — их матери. Опять же, если найдут одних, выжили бы другие. Сдали нас немцам соседи, которые приехали на место старожилов. Мой прадед уверял немцев, что эти дети — католики. Представляете, он специально их покрестил в Красном костеле. Слава Богу, все они выжили. Одного мальчика бабушка Эмма взяла на воспитание, — вспоминает рассказы родственников Ирина. Про войну говорили мало, как и про немцев. — Мы могли уехать, когда началась война. Дед работал в таксопарке, приехал за нами на грузовике, но на повороте уже начали бомбить, пришлось вернуться обратно. От бомбы у нас даже стену сдвинуло. Этот “шрам” остался до сих пор. Двух моих двоюродных тетей забрали в Германию. Люся осталась там жить, а Галя вернулась обратно и всю жизнь получала репарации. Дочка Люси хоть и живет в Польше, но очень хотела бы вернуться сюда. Она прямая наследница родового гнезда, правда там уже живут чужие нам люди.
Та самая стена в доме Ирины, которая пострадала от взрыва
Выкупали местные и людей из гетто. Двоюродная сестра дедушки Ирины вернула молодого человека за золотые сережки. Своего мужа также выкупила подпольщица Вера Петровна Еганова-Чайковская. Еще маленькая она стала сиротой. Ее к себе забрала женщина из Серебрянки — та самая девочка, что осталась без семьи и пряталась в хлеву.
Фото из открытых источников
По словам Ирины, здешние партизаны после войны все работали в КГБ и получили служебные квартиры на Карла Маркса. В лаборатории КГБ работала и тетя Ирины Валентина.
— У деда было тоже четверо детей: моя мама Альберита, Галина, Валентина и сын Борис.
Фото из семейного архива
Фото из семейного архива
Сейчас в доме в Серебрянке осталось много памятных старинных вещей. Швейная машинка, что во время войны кормила семью, старые часы, зеркало, комод и шкаф. Ирина делала небольшую перепланировку, но все изменения столетняя хата перенесла без потерь. Не скрипят даже деревянные полы, а через обои пробирается тонкий запах сосны или живицы, которую вместе с глиной клали между досками.
— Соседи, когда поднимали полы, находили сабли. Мы еще кладов не искали, но есть монета 1832 года, — делится Ирина. — Давно уже здесь разобрали печь, на ее место поставили котел. В 1992 году провели воду, затем и газ. Канализацией занималась уже я.
Ирина очень дорожит этим местом. Женщина планирует не только укрепить гнездо, но и вернуть назад земли, что забрали в 2000-х по истечении срока аренды.
— Помню раньше говорила тете, мол давай переедем. Она отвечала, что только после ее смерти мы можем решить этот вопрос. Сейчас я так же отвечаю своему сыну. Кроме снимков и документов, у нас ничего не осталось для памяти, а этот дом помнит все. Без нашей истории, не будет и истории города. Помимо этого, тут удивительная природа, прилетают и гнездятся редкие птицы, в дом заходят ежи. Я не могу без этого остаться.
Практически в каждом жилом домике живет несколько человек. В этой нетипичной для города тишине хочется заблудиться, но не получится, ведь в Серебрянке всего то около 40 домов, хоть они и заняли 4 улицы.
Сноса боятся не все. Вот кто-то купил участок и дом на Малосеребрянской. По слухам, там строят усадьбу. На соседней улице стоит, кажется, новый дом, который ярко выделяется среди общей массы новогодними украшениями.
Дмитрий живет здесь вместе со своей семьей с 2019 года. Они переехали в Минск из другого города по работе. Искали именно частный дом в Минске, а не за городом. Мужчина говорит, что на поиски подходящего варианта потребовалось 3 года.
— Мы купили старый дом и отремонтировали его. У нас есть вода и канализация, правда септик. А что делать, если в центре города в 2023 году до сих пор нет центральных коммуникаций? — улыбается Дмитрий. — Проект сноса давно обсуждается. На последнем сборе решили, что нас оставят в покое до 2030 года. Там тогда и будет думать. А пока жизнь идет и жить где-то нужно. Я лично о переезде сюда не жалею. С 2019 новеньких жильцов тут не появилось. С соседями отношения хорошие. По мере возможности помогаем друг другу.
Мужчина признается, что единственный минус расположения — удаленность от автобусных остановок. Для ребенка это неудобно. В случаях, когда не получается отвезти на машине, выручает самокат и велосипед. Повезло, что под боком велодорожка, что ведет до центра.
— На удивление туристов в наших местах мало. Они обычно гуляют около берега. Единственные незваные гости, которые к нам заглядывают, это закладчики. Мы таких сразу вычисляем и все сообщаем в милицию.
Ольга живет на Серебрянской улице в одном из самых старых домов поселения. По сохранившимся документам семья Цявловских живет в Серебрянке с 1878 года. Получается, что деревянному дому, в котором растет уже пятое поколение рода, больше 140 лет.
— По данным из архива, наша семья одна из первых, которая здесь поселилась. Эти земли принадлежали Екатерининскому собору. Моему прадеду сотки давали в аренду, так как он постоянно за нее платил. У нашего дедушки в Серебрянке было 6 семей двоюродных братьев и сестер, поэтому родных друг другу людей здесь много.
По словам женщины, поселение в основном состояло из ремесленников. Вот ее предки были обувщиками. Соседи шили шапки, работали с кожей, занимались столярничеством.
— Это сейчас здесь осталось несколько десятков домов, а раньше частный сектор простирался еще и по ту сторону реки. Уникальное место — микрорайон, где жили сотни талантливых людей, которые трудились на благо города.
План Минска 1896 года. Место от Аранской до полуострова. Источник retromap.ru
План Минска 1911 года. Место от Аранской до полуострова. Источник retromap.ru
— Бабушка и дедушка поженились в 1936 году. Их родителей уже давно не было в живых. На войну дедушка пошел не сразу из-за болезни. Бабушка же прошла оккупацию одна с двумя детьми. Еще двое родились после войны. О тех временах она почти не говорила. Местные, которые еще застали те годы, рассказывали, что немцы их не трогали. Они постоянно были рядом, так как у нас здесь работала мельница, — рассказывает Ольга и вспоминает, что бабушка никогда не жаловалась на жизнь, несмотря на то, что время тогда было тяжелым, особенно довоенные и военные годы. — Она была худой, но выносливой, поэтому прожила 90 лет. Поскольку бабушка никогда официально не работала, после смерти дедушки получала лишь пособие по потере кормильца — 27 рублей. Чтобы выжить, обрабатывала землю и торговала тем, что выращивала сама.
Ольга говорит, что в 90-е годы, когда они с мужем были молодыми, хотели привести дом в порядок, но из-за предполагаемого сноса, ничего не получилось.
— Строиться не давали, потому что живем в городе, встать на очередь на квартиру тоже не могли, так как жили в частном секторе. Мы были по рукам и ногам связаны. Можно было еще взять кредит на ремонт дома, но требовалась справка, что нас не снесут. А ее давали лишь на два года, мол в ближайшее время усадебная постройка все равно пойдет под бульдозер. Каждые 50 лет дом должен подлежать капитальному ремонту. Я уже дважды должна была его провести. А что в итоге? Инвесторы на эту землю так и не пришли. Тогда нам ничего сделать не дали, поэтому вокруг сейчас так грустно выглядит. Легче же было разрешить местным облагораживать территорию, чтобы мы сохранили историю своих семей.
